Том 23. Её величество Любовь - Страница 48

И Марин так сильно ударил кулаком по столу, что вся стоявшая на нем посуда жалобно зазвенела. Его глаза налились кровью, лицо побледнело. Он был страшен в эту минуту.

— Если вы согласитесь на мое предложение, Алексей Иванович, вам ни о чем тогда не придется заботиться, — прибавил, успокоившись немного, Марин. — Вы будете себе спокойно работать и получать каждый месяц пятьдесят рубликов, и вам не придется искать заработка… Я же найду покупателей на все ваши, т. е. на мои работы… И заметьте, — прибавил он, — пятьдесят рублей я вам предлагаю только для начала. А когда дело пойдет — я охотно и больше вам заплачу… за сотнею не постою… Марин ведь честный человек…

Алеша слушал все это молча, в глубокой задумчивости. Слова Марина произвели на него потрясающее впечатление. Он понял, что ему предлагают продать свой талант, продать навсегда. Он понял, что раз он согласится на предложение Марина, путь к той славе, о которой он мечтал столько лет, славе художника, закроется для него навсегда. И он уже готов был вскрикнуть: "Нет, нет, я не продам вам себя, ни за что не продам!" — но в ту же минуту вспомнил о своей матери, которую он, согласившись на предложение Марина, может спасти от нужды, больше — от смерти. "Не надо славы, — мысленно говорил он себе, — пусть только она, моя дорогая, живет"… И, недолго думая, он протянул руку Марину и твердо сказал:

— Я согласен! Располагайте моим талантом, если верите, что он у меня есть!

Марин жадно схватил обеими руками протянутую ему руку юноши, с трудом удерживаясь от крика восторга, готового сорваться с его губ.

— Вот вам первые пятьдесят рублей, — сказал он затем. — Первая получка-с! Благоволите принять. За квартиру и обеды не высчитываю. После сосчитаемся. Вам ведь теперь нужны деньги для матери…

И вынув несколько засаленных десятирублевок из ветхого бумажника, он передал их Алексею.

Тот принял деньги трепещущей рукою и положил в карман. Сердце его то билось, как подстреленная птица, то замирало мучительно и жутко.

— Да, вот еще, — произнес Марин. — Чуть было не забыл. Хотя я вам верю на слово, но все же лучше заключить маленькое условие. Вернее-с! Да оно, кстати, у меня уже написано, и вам надо только его подписать.

При этих словах Марин вынул из того же бумажника большой исписанный лист бумаги. Алеша быстро пробежал бумагу, в которой значилось, что он обязуется впредь работать у Марина, исполнять все работы только по его указаниям, подписывать их именем Марина и не продавать ни одной картины под своим именем, о заключенном же условии хранить тайну.

Алеша, прочитав это, схватился было за голову, но затем быстро поставил свою подпись и возвратил его Марину.

— Теперь все в порядке! — произнес радостно Марин.

В это самое время кто-то постучал в дверь.

— Ага, вот куда они оба спрятались! — послышался грубый голос, и один из друзей Марина вошел в комнату.

— Мне трактирный мальчик сказал, что вы оба здесь. О чем толковали-с? — осведомился он, приподнимая свою засаленную фуражку.

— Тс! Ни слова никому о нашем деле, — успел шепнуть Марин Алеше, принимая при этом самый беспечный и даже веселый вид.

Потом он добавил громко, как ни в чем не бывало:

— Алексей Иванович, вы хотели отнести деньги на почту для вашей матери. Торопитесь, а то будет поздно. А мы здесь потолкуем вот с ним! — и он кивнул на вновь прибывшего.

Алеша горел нетерпением отослать в Вольск свою первую получку. К тому же его несказанно тянуло побыть наедине с самим собою. Поэтому он поспешил воспользоваться предложением Марина и бросился вон из трактира.

На лестнице до него донесся голос Марина, обращенный, очевидно, к его знакомому:

— Поздравьте меня с успехом.

* * *

Алексей стоял за мольбертом. Его рука, вооруженная кистью, набрасывала последние мазки. Палитра с красками трепетала в другой руке.

Картина была почти закончена. Она изображала бедную комнату. В постели, в жару, лежал больной ребенок. У столика сидела молодая женщина и метила белье. Ее лицо, красивое, но усталое, ее красные от бессонницы глаза, ее согнутая над работой фигура — все это составляло суть картины. И фигура женщины удалась на славу. Она была, как живая. Алексей воспроизвел в ней портрет своей матери, а в больном ребенке изобразил себя лет десять назад.

Картина носила название "Ради сына". Сегодня он должен был закончить ее. Он сидит над нею уже около месяца. Это его первый серьезный труд. Тема картины захватила его, потому что он взял ее из своей собственной жизни. И свою мать он изобразил на ней, как живую.

Он лихорадочно набросал несколько мазков и, далеко отшвырнув от себя кисть и палитру, взглянул на работу.

Картина точно жила. Алексей отошел от нее на несколько шагов.

Февральское солнце как раз в эту минуту ударило в комнату и озарило картину. Целая поэма материнской любви и материнских страданий смотрела с этого мастерски исполненного полотна.

Алексей понял, что картина хороша. Он схватил кисть потоньше и снова бросился к мольберту. Рука его сделала движение написать начальные буквы его фамилии, и вдруг кисть выпала из его рук. Он схватился за голову и глухо застонал, вспомнив, что это не его картина, что под нею будет стоять имя того ужасного человека, которому он продал свой талант.

О, этот человек!

Вот уже около года, как он находится под его страшной властью. Он написал для него с десяток картин, которые уже дали имя Марину, дали ему и великолепный заработок. О Марине писали, о нем говорили. Каждая из картин, подписанная именем Марина, покупалась немедленно, лишь только появлялась на выставке или в витрине того магазина, куда сбывал их художник.